До чего же приятно переобуться в сухие ботинки, надеть чистую одежду (хотя бы до завтра, а там в путь). Подходят женщины: опять костёр и ракета. Мы уже в числе встречающих обнимаем и целуем их. Они устраиваются в нашей самой большой высотной палатке; там и пятерым просторно.
Вечером - праздничный стол. Горячий украинский борщ, смастерила Галка (она украинка и знает толк в своём национальном блюде), жареная картошка - изделие Люды, над закусками (колбаса, шпроты, сардины, сало - это надо бы взять на гору, а не оставлять) поработали ребята во главе с Москалёвым. Пьём спирт. Первый тост говорит Эльвира: о дружбе и благодарности, о покорённой вершине. Второй - я: за то, чтобы были ещё у нас дни, начинавшиеся как сегодня и заканчивающиеся, как сегодня. Всем нравится и Элка даже целует; говорит, что за такой тост стоит выпить. Стоим у костра (ребята притащили снизу из леса много сушняка) и поём, просто разговариваем, глядя в огонь, ещё и ещё благодарит Ильсияр. Расходимся по палаткам во втором часу. Кто-то из ребят поймал по своему приёмнику запись скрипичного концерта Мендельсона: просто фантастическая гармония между мелодией, оркестровкой и моим душевным состоянием, окружающим пейзажем, внешне тёмным, а на самом деле сияющим внутренним светом. Долго не мог заснуть.
Женщины хотят подняться часа в 4, чтобы в тот же день завтра (уже давно сегодня) пройти через перевал Бечо в Баксанскую долину, к своим альпинистским лагерям.


30.07.73. В 6:30 разбудили женские голоса. Девушки уже собраны, позавтракали и начали обуваться. Тепло расстались. Мухамедова приглашает к себе в Душанбе (хотя летом её дома вряд ли застанешь). Она преподаёт в институте и летние каникулы проводит в горах. Мы встретились с ней в Тбилиси, на праздновании пятидесятилетнего юбилея советского альпинизма, спустя три месяца после общего спуска с Ушбы. Их восхождение прозвучало сильно, участницы пожинали заслуженные лавры. Ильсияр постоянно окружали поклонники. Улучив нечастый момент в её одиночестве в фойе Тбилисского дворца шахмат и альпинизма, я подошёл к ней.
«Здравствуй Ильсияр».
«Здравствуй» - она неуверенно посмотрела на меня.
«Как тебе нравятся эти торжества?»
«Ничего, но слишком много суеты. А вы откуда?»
«Из Подмосковья. В горах обычно работаю инструктором в «Джайлыке».
«Я там ни разу не бывала. Совсем не знаю этот лагерь. Больше хожу на Памире».
«Но этим летом главное восхождение было на Кавказе, да?»
«Пожалуй, Ушба - это главная гора не только прошедшего сезона. Вы бывали на Ушбе?»
«По странной случайности тоже навестил эту кавказскую даму недавно. И даже видел ещё пятерых дам на горе». Она впилась в меня глазами и прошептала:
«Миша, это ты? Ты!» - рассмеялась, повисла на шее. Много потом говорили. Вновь приглашала в Душанбе, а я пригласил приехать в Протвино после окончания юбилея и поручил Мальцеву привезти её, поскольку сам улетел раньше. Она не приехала.
«Слишком легко одета, чтобы ехать в зиму. Ещё увидимся» - объяснила она свой отказ Валере.
Сами мы долго раскачивались со сборами и вышли лишь к 11. Общественный груз распределял Никулин, забыл про одну пятидесятку и всучил её мне после того, как я доверху забил рюкзак. Пришлось исхитриться, подвязывать верёвку сверху репшнуром, а это мука из-за больных пальцев. Со стороны глядеть смешно, как приходится нежно прижимать шнурок на ботинках мизинцем и затягивать узел зубами. Нам с Хацем не до смеха.
В Мозери зашли для окончательного расчёта к Шота Хергиани, хозяину быков. У него просторный двухэтажный дом с большим внутренним двором.
На веранде второго этажа прибито к стене штук 7 бородатых и рогатых козлиных голов. Среди домашних - много пожилых женщин и старушек. Жена его, русского типа с носом картошкой, поставила угощение: мягкий белый свежий самодельный лаваш, пресный сыр, мацони, зелёный лук, какую то травку, ещё ткемали, кувшин с аракой. Нико, уже нетрезвый, пристаёт ко всем желая выпить. Особенно ко мне, называя меня «моремен», поскольку я одет в старую рваную тельняшку. Пришлось чуть-чуть пригубить стакан, а он выпил граммов 100 и закосел основательно - женщины увели спать. Отдали Шота тридцать метров от моей пятидесятки - в расчёте. Остальные 20 метров отдали за обещание дать на сегодняшний вечер пару лошадей или ишаков, но обещанного, говорят, три года надо ждать. В конце концов, взвалили на спину свои тяжеленные рюкзаки и потопали. Вместо верёвки взял у Москалёва палатку. У него вообще рюкзак дикий, кило под пятьдесят - лезть вверх на перевал с таким, удовольствия не составляет.
В 18:00 вышли с поляны нарзанов (9 часов занял спуск до селения Гуль, путь до Мозери, переговоры с Шота и закуски у него). Хац назначил идти до 20 - разумно, как раз в это время становится темно, но цель поставил, несбыточную - добраться до кошей, т.н. южного приюта Бечо. Никулин поскромнее, планирует дойти до буковой поляны, где удобно поставить палатки. Я уверен, что за два часа мы дойдём не далее, как до впадения речки Ушбы в Долру. Игорь заказал по рации машину на 12 завтра в Баксанское ущелье - очевидный абсурд. После часа движения по неплохой тропе среди пышного леса мы ухитрились разделиться на одной из развилок: отстали четверо (в том числе и Хац). Миша уверен, что Игорь рванул вперёд и теперь сам пыхтит и гонит нас, желая догнать Хацкевича. В сумерках добрались до речки. Я - за то, чтобы ставить палатки и ночевать, не блуждать в потёмках рискуя сломать ногу. Никулин - заместитель капитана, и по его настоянию мы всё-таки идём дальше, переходим по хлипкому мостику через Ушбу, люди в поисках тропы разбредаются в разные стороны, кто-то падает, кричит от боли. Ещё раз созываю всех обратно и, ставя точку в разногласиях, поворачиваю обратно через мостки. Быстро разбили палатки. Миша недоволен, нервничает, злится. Через полчаса снизу подошла в полной темноте четвёрка Хаца - они пытались ниже найти мост через Дойру, но он оказался сломан. Заснул в 23 под лесной шёпот листвы.

31.07.73. Хац поднял в 4.30 - спешит к заказанной машине. Не позавтракав двинулись в путь. Передовая группа во главе с начальством резко рванула. Я предпочёл отстать, и со мной ещё пять человек (интересно, что обе наши наблюдательницы идут впереди). Начал болеть живот - сказывается приём сыра и мацони, резкое изменение диеты. С лидерами воссоединились у Коша, где они заканчивали завтрак. Из нашей половины Витя без приглашения и без заминки, но вполне естественно, накинулся на приготовленную первой группой яичницу. Никулин тут же начал кричать на него: не худо бы самому приготовить, а не жрать сделанное другими. Игорь вставил свои язвительные замечания в Мишину тираду. Объединяющая сила общей большой цели кончилась; антипатии проявляются всё более в резкой форме. Я не стал ждать конца этой неприятной сцены перебранки и «ушёл в лопухи». (Благо лопухами выше человеческого роста там заросла поляна). По настоянию Серёги пришлось принять пару таблеток энтеросептола.
После отдыха половина (в новом составе) унеслась вперед: Хац, Никулин, Козырев, Москалёв, Кузя, Волков. Не помогли ни мои логические доводы в бесполезности гонки, ни предупреждения о возможных расхождениях - троп много, ни просто просьба, через каких-то четверть часа мы потеряли передовую группу из вида. Сами мы, не торопясь пошли следом, в Коше продали за пару носок маленькую металлическую канистру. Только через два часа с небольшим увидели впереди арьергард авангарда: Кузя, Москалёв и Волков не выдержали гонки и решили подождать нас. Спрашиваю:
«Где остальные?» Отвечает Кузя:
«Вон впереди чешут».
Действительно; какие-то фигуры виднеются впереди в альпийских лугах, сколько их и куда идут в туманной дымке непонятно. Времени - 13 часов, впереди перевал и ясно, что даже к 16, времени ухода машины, нам не успеть в Баксанское ущелье. Идём прежним темпом, троица пристроилась сзади.
Переход через перевал Бечо, туристский, элементарно простой, физически стал мучением. Рюкзак давит плечи, поясницу. Волков и Москалёв до крови сбили ноги. Серёга Соболев сделал им аккуратную обкладку из ватного валика, залил медицинским БФ-ом и забинтовал. Шли, как деревянные, механически переставляя ноги, сначала вверх, потом вниз с перевала и долго по ущелью Юсеньги. В лагерь "Баксан" добрались в сумерках. Мокрый от пота насквозь: майка, рубашка, трусы, шорты, носки всё можно выжимать. Все мышцы болят. Начал мыть руки - горят огнём. Встретили изумительно. Акопян, старый знакомый по "Джайлыку" (он был там начучем), вместе с ним ходили на пятёрки в 68-м), привёл в домик, дал чистое бельё (владельцы спальных мест ушли на восхождение), накормил хорошим ужином. За этим ужином выяснилось: нет Козырева и никто не знает, где он. В последний раз его видел Кузя при переходе через ручей с южного Ах-су. Переходили они вместе, потом Стас помчался догонять Хаца, а Кузя - поджидать меня. Всё удовольствие прихода отравлено. Отдых - не в отдых. Завтра надо выходить на поиски (если сам не придёт). Вероятность несчастного случая мала; скорее всего Стас просто заблудился, но искать надо обязательно.

01.08.73. Просыпаюсь с мучительным чувством предстоящей нудной работы; всё болит, желания двигаться, ни малейшего. В 7:00 выходим четверо: Хац, я, Волков, Соболев. Взяли только пуховки, верёвки, плащи. Идём обратно на Бечо с надеждой, что вот-вот Козырев появится из-за поворота тропы. Но добрались до северного приюта, поели хлеба с айраном, а Стаса нет. По «Недре» связались с Никулиным и велели ему с оставшейся четвёркой выходить: нести палатки, спальники, бензин, продукты. Поплелись дальше. Увидели двойку, бегущую по тропе: оказывается, они возвращаются со спасработ на Шхельде, там болгарин сломал ногу и побился в падении. Они никого не встречали по пути, и это вселило уныние: ясно, что надо идти через перевал и искать на южной стороне, начиная с ручья Ах-су. На леднике перед крутым подъёмом Витя попросил оставить его: выдохся, вчера выложился до конца, идти не может, или может, но очень медленно. Все против того, чтобы оставлять его в одиночестве, продолжаем движение, но медленнее.
Пока Игорь и Серёга налаживали связь, мы вдвоём обшаривали все трещины на леднике поблизости от тропы, особенно внимательно смотрим на закрытые - нет ли дырки в снежных мостах, все ли мосты цели. Всё безрезультатно. Через каждые два часа связываемся с «Баксаном» и идущей следом четвёркой. Каждый раз разрушая наши надежды на самостоятельное возвращение Стаса. «Баксан» спрашивает: как дела, как идут поиски?
Переваливаем на южную сторону. Не спускаясь совсем вниз, оставили на травянистом плече Серёгу и Витю и двинулись с Хацем к ручью. Лазали там до темноты. Я обхожу все каньоны, думая, что может быть Козырев оступился на крутой осыпи, и рюкзак своей тяжестью увлёк его на дно каньона, в воду. Попутно собираю редкие сухие хворостинки для костра. С больной головой, сердцем, в холодном поту возвращаюсь в сумерках к месту бивуака. Там наша оставшаяся тройка и подошедшие Никулин, Москалёв, Громов, Савченко установили две палатки и сидят погружённые в мрачные думы. Разжигаю костер. Варим суп из подобранной на перевале картошки, щавеля и одной банки тушёнки. По вечерней связи «Баксан» интересуется каковы результаты поисков. Результатов нет, а завтра, пожалуй, предстоит поход на перевал Ах-су в поисках следов Стаса. Засыпаем под звуки моросящего дождя в половине одиннадцатого.

02.08.73. Часов в 9 утра на тропе с юга подошла семья сванов: дед, отец, жена, взрослый сын и мальчик. Идут косить сено в Кабардино-Балкарию, поблизости от Тырныауза с оплатой по 25 руб. в день. Угостили нас свежим хлебом (лепёшки с сыром). Мы их - нашим утренним супом (они похлебали с явным удовольствием, как и мы жевали их хлеб). В семье абсолютное подчинение деду: каждое его слово выполняется беспрекословно. Издалека - от Коша появилась процессия: лошади везут на носилках болгарина (вертолёт не смог прилететь из-за непогоды), рядом движется с полсотни сопровождающих. Мы пытаемся связаться с «Баксаном», но безуспешно. Зато отлично слышим слова начальника спасотряда, в нескольких километрах от нас: он говорит нам, что потерявшийся Козырев был обнаружен вчера утром у подъёмника в ущелье Адыр-су (наше родное, где "Джайлык"). Во-вторых, он просит нас попросить выслать от Северного приюта навстречу им носильных с лошадьми для подстраховки лошадей с грузом на снегу в районе перевала. Наконец-то мы получили долгожданное сообщение.
Собираем палатки и, как на крыльях, несёмся обратно на север. Где вчерашние боли? На северном приюте встречаем жену Тенишева (руководителя спасработ) с дочкой и приятелем, вышедшую встречать мужа, говорим им, что на спасаловке всё нормально, посылаем мальчишек с ишаками на перевал и спешим в «Баксан». Там вечером в нашу честь устраивается небольшая пьянка во главе с начальством лагеря Бухаровым и Романенко. Коля Короленко, член команды Моногарова (сборная Украины), рассказал, что они планировали пройти маршрут по восточной стене Северной Ушбы, заявленный на первенство СССР, но им помешала лавина. Ночью она снесла полностью их лагерь под стеной, к счастью без людей. Через лагерного радиста Игорь заказал машину к 20 часам сегодня у подъёмника. Уезжаем хмельные. Провожающие машут и машут руками.
Там, где нас должны ждать - пусто. Посылаем пешком в "Джайлык" Кузю и Громова, а сами располагаемся на траве ждать. Пешком с грузом тащиться 14 километров желающих не находится. Две компании по три человека садятся расписывать пулю, а Волков, Москалёв и я - спать под ближайшую копну.

03.08.73. Машина пришла в час ночи только потому, что шофёру пообещали десятку (а иначе ждали бы до утра). В два прибыли в лагерь. Встретили Виктор Попов и Женя Смирнов, включили дизель для освещения, запустили греться финскую баню. В три часа ночи баня согрелась. На 40 мин. ушли женщины, а потом до пяти утра парились сами. С Савченко до изнеможения массировали друг друга. У меня вновь потерялась за время восхождения чувствительность в больших пальцах ног (было давнее обморожение) и сейчас приятно ощущать, как под сильными пальцами, начинает появляться боль, циркулирует с гудением кровь.
У новичков сегодня подъём в 6 часов. Решили с Савченко не ложиться и сидим на веранде дома начальника лагеря, пьем чай, наблюдаем восход солнца. Из бледно-голубой превращается в розовую снежная Уллу-тау: нижняя часть ущелья ещё погружена в сумерки, резкая полоса солнечных лучей медленно ползёт от вершины к подножию горы, обнажая её рельеф. Свет раздевает гору из ночной фаты.
Только что встретил Козырева. Он немного смущён своим приключением, гладко выбрит, бледен, устал. Сразу же начал рассказывать, что с ним случилось. При переправе через ручей потерял всех наших из поля зрения и пошёл вверх вдоль ручья по едва заметной тропке. Через полчаса, когда ему стало ясно, что идёт не туда, он повстречал группу туристов, которая после долгих раздумий и разглядывания карты указала ему путь в направлении, противоположном его теперешнему, на перевал Ложный Квиш. Поблагодарив их и думая, что идёт на Бечо, Стас изо всех сил поспешил в соответствии с указанием. Понял, что снова идёт не туда. К вечеру, успел перебраться за перевал (Ложный Квиш ведёт через южный отрог Главного Кавказского хребта в ущелье Накра). Заночевал в палатке. Утром рванулся дальше напролом. В одном из каньонов упустил рюкзак, успев выхватить из него только то, что было под клапаном. Перевалил на север через Донгуз-орун, соседний с Бечо проход через Главный хребет - там водят плановых туристов по набитой тропе, и в 19 часов добрался до подъёмника, ведущего в Адыр-су. Там повстречал ребят, которых Дорфман (начспас лагеря) направил к нам на помощь для поисков.
Вечером попойка. Речи. Напоминаю Серёге его слова на маршруте: когда же кончится это мученье, болящие руки, проклятое карабканье по болтающимся верёвкам, примороженные ноги, весь спортивный альпинизм когда же, наконец, можно будет просто ходить с участниками по несложным маршрутам, наслаждаться природой, вкусной нормальной едой, здоровьем и отдыхом, сном в тёплой постели; он сыт по горло этим восхождением, не хочет ничего, не желает идти никуда. Сейчас он смеётся, но говорит, что готов повторить всё сказанное тогда.
Через день ухожу с разрядниками (5 человек) на Накра-тау, по маршруту 4А категории трудности. Волков работает с отделением значкистов. Остальные разъезжаются.
Наше восхождение было оценено на первенстве СССР пятым местом в классе технически сложных восхождений.

Лирическое отступление.

Время от времени у любого человека, интересующегося альпинизмом, но не занимающегося им, возникает вопрос: зачем всё это нужно? Что вынуждает добровольно претерпевать муки обморожений, недоедания, страха? Неужели какой-то миг радости от пребывания на вершине, площадке или скользком выступе, с которого разве что подальше видно? Стоит ли платить, иногда так дорого, за это сомнительное удовольствие? Платить здоровьем, жизнью? Один из самых распространённых кулуарных вопросов к альпинистам: сколько вам платят за то, что вы лазаете по горам? Наверное, неплохие тысячи, иначе какой сумасшедший станет заниматься такой работой. Ответ повергает их в немое изумление: как правило ничего не платят, разве что сохраняют зарплату за отпуск, за свой счёт. Или мы на время своего очередного отпуска становимся инструкторами альпинизма с окладом 90-140 руб. в месяц, в лагерях. Так вы тратите свой законный отпуск, чтобы поморозить ноги и ободрать руки? Вы - ненормальные, следует очевидный вывод. Больше никаких объяснений не требуется. Для людей, спрашивающих о зарплате горовосходителей всё стало ясно: место для альпинистов находится в соответствующем медицинском учреждении, с санитарами, пусть даже без смирительных рубашек - ведь они, кажется не буйные.
Другую категорию вопрошающих в какой то мере удовлетворяет ответ в виде анекдота. Стоит человек перед кирпичной стеной и головой бьётся об эту стену. Его спрашивают, зачем же вы это делаете, ведь больно. Он отвечает: да, больно, зато в промежутках приятно. Понятно, что все жизненные удовольствия ощущаются полнее, в контрасте с невзгодами, и доля истины присутствует в анекдоте, но очень малая доля.
Третью группу устраивает объяснение о том, что в альпинизме много романтики, понятной молодым. Неясно только, почему многие давно уже немолодые люди продолжают ездить в горы и лазить по горам. Наверное, по привычке. Молодым романтическим людям, как правило, хочется попробовать себя в альпинизме, они едут по путёвкам в альплагеря, и почти все прекращают занятия в течение двух последующих лет: чтобы выдержать отрядный способ обучения новичков или значкистов, где всё основано на дисциплине и слишком велик контраст между домашним и лагерным бытом, требуется стойкость реалиста - прагматика. Иначе романтики не разглядеть и с двух шагов.
Совсем немногих интересует в полном объёме мотивы, двигающие людей на вершины гор, корни, истоки альпинизма, его психологическая подоплёка, современное состояние, перспективы и проблемы этого необычного вида спорта и личности в нём. Иногда среди этих людей есть профессионалы психологии. Подобранные тесты проведённые во время подготовки советской сборной команды к восхождению на Эверест, выявили парадоксальную, но характерную особенность: в каждом из участников сочетались противоречивые особенности сильной личности - индивидуалиста и черты типичного коллективизма. Каждый оказался сложной персоной со своими особенностями, но полностью контролирующим свои действия, обуздывая, подчиняя себя общей цели победы. Таков альпинизм, наверное, сами противоречивый вид спорта.
Какие бесспорные достоинства различимы в альпинизме невооружённым глазом? Прежде всего одна из составных частей романтики - красота. Причём такая красота, которую нельзя разглядеть снизу из долин, для осязания которой нужен взгляд сверху.
С вершины Эльбруса в идеальную погоду можно увидеть Черное море (более чем за 300 километров), четкая линия кавказского хребта зубьями пилы вспарывает небо, буквально устремляясь ввысь от рассвета до восхода солнца, из плоской становись рельефной, из монотонной серой, превращаюсь в голубую, а затем пестрящую всеми цветами радуги.