И то пришлось подгонять американцев: они какие-то заторможенные, механически поели и попили, не торопясь, размеренно свернули палатку и собрали рюкзаки. Впечатление такое, что они не рвутся на вершину, а раздумывают, не повернуть ли обратно. Но такого поворота дела никак нельзя допустить, чтобы из шести поднялся лишь один Бэн. И кроме того, не подумает ли Бычков в случае отказа их от восхождения предложить нам сопровождать их вниз? Это совсем не исключено. Но вот и они медленно тронулись за нами следом.
Начало простое: идём по грани снега и крутой осыпи. Первый жандарм обошли слева по заледенелым полкам, второй преодолеваем в лоб, на третьем начинается уже вполне серьезное лазание. Американцы сзади пока шли без веревки и не отставали, но на третьем они связались и резко сбавили темп. Перед четвертым жандармом у нас с Алмазовым возникают серьезные разногласия по поводу, где лезть: он предлагает подниматься по мокрой, грязной и очень разрушенной черепице, а рядом приглашает к удовольствию монолитная скала с хорошими зацепками. Лезть по монолиту он категорически отказывается. Я быстро прохожу этот по-настоящему приятный участок (самый лучший из всего пройденного за день) и принимаю Валерия с верхней страховкой.
Верёвкой выше нас расположилась первая четверка, пьют чай и наслаждаются прекрасным видом. Говорят, что первая связка Макаускас - Лаврушин, сидит здесь полтора часа, а вторая, Павличенко - Бычков, отдыхает уже полчаса. Охотно верим этому и располагаемся рядом. Пока подходят Чак и Рик мы успеваем тоже вскипятить чай. Они с удовольствием размещаются на камнях. Чак устанавливает свою фляжку с соком так, что когда Макаускас одевает рюкзак, она вместе с камнем на котором стояла, летит вниз. Чак с сожалением смотрит ей вслед и горестно вздыхает. Они шли и собираются идти дальше на двойной 6-ти мм веревке, это очень неудобно, но зато - «маленький вес, облегчились». Вопреки моим рекомендациям набрали много лишнего: закладки, крюки, 6 пакетов сублимированных яиц. («Не будем мы их есть» - напрасно убеждал я их. Потом эти пакеты расклевали горные галки).
«Зачем ты тащишь жюмары с собой» - ещё на леднике спросил я Рика.
«Чтобы выбираться из трещины, если упаду туда».
«А не легче ли использовать в этом случае схватывающие узлы на петельках? Ведь ты несёшь ненужный груз. Оставь их».
Рик не послушался. Рюкзаки у них получились тяжелее наших.
Пообедав, двигаемся дальше. На скалах висят старые верёвки 33-го года толщиной от 12 до 30 мм, настоящие канаты. Несмотря на ненадёжный вид, они не рвутся, если даже повиснуть на них. Один из участков пятого жандарма труден для лазания: не будь веревок, пришлось бы проходить скалы без рюкзака и вытягивать рюкзак. Шестой жандарм завершает гребень. Дальше начинается длинный трехсотметровый участок крутых плит, покрытых осыпной черепицей, технически совсем не сложных, но требующие аккуратности. (Не свалить камней на голову идущих ниже). Идем поочередно, по тридцать метров и страховку организуем за выступ. Пройдя так веревок восемь, вылезаем, наконец, на узкий скользкий гребень, расширяющийся и упирающийся в снежные поля, ведущие к вершине пика. Высота примерно 6200 м.
Здесь находится традиционное место для ночевок, видны 4 площадки. Одна из них занята высотной палаткой, на второй располагаемся мы с Алмазовым в серебрянке, а на третьей размещаются появившиеся получасом позже американцы. Они сильно устали. Без слов ставят свою желтую маленькую палаточку, залезают туда и затихают. Красиво отсюда смотрятся окружающие горы: с одной стороны стены на пик Известий замыкают один из цирков Бивачного, с другой стороны небо режет острый нож гребня пика ОГПУ. Рядом с нами, кажется можно пощупать рукой, висит ледник, собравший миллиарды тонн воды снежных полей пика Коммунизма. Отдельные глыбы размером с двадцатиэтажный дом готовы вот-вот рухнуть вниз. Солнце опускается к зубчатой линии горизонта. На это великое можно смотреть бесконечно.
Развожу оба примуса, готовим чай и суп. Расположились спать. Но сон ко мне не приходит. Закладывает нос, дышать приходится ртом и рот пересыхает, появляется горечь, как от несвежего консервированного балыка, болит голова. Лежу без сна несколько часов и наконец, вылезаю из палатки надышаться. Решительно освобождаю нос от всего, что там есть: летит слизь, засохшая и свежая кровь, полоскаю рот, дышу полной грудью холодный свежий воздух. Всё надо делать осторожно, чтобы не свалиться на отвесную южную сторону контрфорса, под ледопад. После этого часа на 4 крепко засыпаю.

30.07.78. Воскресенье. С вечера договорились, что мы кипятим чай, а американцы готовят свою freeze dry food (в данном случае бефстроганов с грибами). Назначено и время выхода: 8:00. Мы давно готовы, попили, поели и начали укладываться, а они только проснулись. Из-за этого мы начали движение на полчаса позднее первой четверки, а Чак и Рик ещё четверть часа спустя. Гребень, по которому мы двигаемся, стал снежным, превратился в купол, а потом в ровное с небольшим подъемом неширокое плато. Условия для восхождения - идеальны: прекрасная, почти без ветра погода, неглубокий ровный снег. Идти очень легко. Скоро догнали передовую четвёрку, но до 13:00 они шли первыми, до места ночёвки группы Ефимова. Вчера его группа поднялась сюда на плато по контрфорсу Воронина (кстати одного из участников теперешней экспедиции Эльчибекова) и оставила часть своих вещей. Здесь все часик передохнули. Когда подходят Чак и Рик и устало валятся на снег (не забыв, впрочем, подстелить свои живописные коврики из пенополиуретана) у нас уже готов чай. После т.н. ленча оставляем и мы здесь часть своих продуктов, в том числе и замороженную американскую яичницу. Но вот заставить Рика хотя бы на время расстаться с жюмарами - это выше моих сил.
«Как вы себя чувствуете?» - спрашиваю их.
«В|общем ничего, но постоянно ещё ощущаем слабость, головную боль».
«Это естественно при высотных восхождениях, а вы сейчас почти на полкилометра выше Мак-Кинли».
«Да ну?» - удивились они.
«Именно так. А расслабились вы сейчас морально. Раскисли. Я это называю разбабились. Ещё одни сутки и мы будем на вершине. Потерпите».
Долго я объясняю им значение слова «разбабились».
«Значит стали, как женщины? Так».
«Так. Как бабы, которые ноют и не желают собраться с силами».
«Но мы не ноем».
«Вслух не ноете, но словно специально показываете, как вам тяжело».
«Ладно, постараемся не показывать».
Дальше путь проходит по острию снежно-ледового контрфорса, в обе стороны висят ледовые карнизы или сбросы. Слева, в метрах трехстах ниже нас - широкое плато, а справа двумя километрами ниже лежит один из истоков Бивачного.
Спустя два часа подъёма, а после чая идётся хорошо, несмотря на мороз и щиплющий щёки ветерок, контрфорс расширился до небольшого плато размером 200 на 200 м. на высоте около 6900 м. Здесь предполагается заночевать. Начались обычные хлопоты с бивуаком, но отношения между нашими четвёрками сложились непривычно (если считать, что мы всё-таки шли единой спортивной группой под общим руководством Бычкова). Для выравнивания снежной площадки под серебрянку мы попросили у первой четвёрки лавинную лопату, которую нёс, как часть поровну разделённого общественного груза Макаускас.
«Нельзя, мы уже использовали лопату, как растяжку для нашей палатки» - был ответ. Когда подошли Рик и Чак и стали ставить свою палатку, мне пришлось перевести им тот же ответ на их аналогичную просьбу. Пришлось ровнять снег ногами и ледорубами лишние четверть часа. Потом я спросил разрешения использовать тот же ледоруб, что и они для крепления осевой растяжки нашей палатки.
«Конечно используйте» - ответил Павличенко, но Бычков поморщился и бросил –
«Не надо бы».
Мы с Валерием отказались от мысли использовать что-то из снаряжения, находящегося у нашей передовой четвёрки. Использовали для крепления серебрянки оба наших ледоруба, три ледовых крюка и обе пары кошек. Причём мои двенадцатизубые жёсткие кошки оказались очень удобными для крепления растяжек в мягком снегу. Американцы довольно быстро растянули свою полукаркасную маленькую палаточку из гортекса и забрались внутрь, предоставив нам право готовить ужин. Как обычно, они оставили свои пустые рюкзаки снаружи, но ботинки на сей раз втащили внутрь.
«Чак, к утру ваши рюкзаки засыплет снег» - предупредил я.
«Не беда, откопаем».
«Разжигайте примус и готовьте ужин».
«Мы есть не будем. Дадите нам хлебнуть чаю и будет отлично».
«Разведи хотя бы свой керосиновый примус и дай мне».
«Я устал и не смогу. Пожалуйста сам разведи».
Рик во время этой беседы просто лежал пластом - он перебрался к нам в «серебрянку».
«У вас так уютно и тепло, палатка высокая и дышать легче».
Минут десять я возился с их примусом, но керосин никак не желал разгораться. Пришлось хорошенько прогреть головку на нашем отлично работающем "шмеле", и только тогда их изделие стало нормально функционировать. Ни я, ни Валерий не обратили внимания, что немного керосина попало на снег между нашими палатками, и этот керосиновый снег я использовал для чая и для воды назавтра. Воду на завтра я залил во фляжку американцев и протянул на сохранения Чаку. Он хлебнул оттуда и спокойно вернул фляжку:
«Благодарю, но пить невозможно. Попробуй сам, сплошной керосин». И правда, оттуда тянуло густым и устойчивым керосиновым запахом. Чёрт побери, два часа ушло насмарку из-за моей невнимательности. Вылил и воду и чай и начал снова растапливать снег, взятый с чистого места. Пить так хотелось, что я отлил себе кружку керосинового чая и выпил. (Интересно, что никаких вредных последствий не было. Наоборот, керосин расслабил желудок, улучшил аппетит. А то, что отрыжка была керосиновая, весь следующий день, так это мелочь, повод для юмора всей нашей интернациональной четверки).
Снова согрели воды, промыли фляжки и заполнили. На чай сил не хватило, хлебнули все тёплой воды с супом и сухариками. С трудом проводили Рика, который никак не мог сообразить, где ему ночевать. Наконец, он сказал, что Чаку одному будет плохо и уполз в круглую дыру входа их палатки. После этого начали устраиваться сами и позавидовали американцам, имеющим замечательные коврики. Наша поролоновые подстилки не идут ни в какое сравнение, холод снизу щиплет за бока. Ночью то один из нас, то другой наваливались друг на друга, вызывая взаимное неудовольствие. И всё таки для меня это была самая лучшая ночь за восхождение: прекрасные сновидения чередовались с короткими пробуждениями. Смена позы и вновь крепкий сон. Из желтой палатки время от времени доносились сдавленные стоны Рика.

31.07.78. С шести завтраком занимается Алмазов, а я пребываю в приятной полудреме. На улице сильный ветер с поземкой, мороз градусов 20. Наша двойка вышла через полчаса после четвёрки Бычкова, американцы за нами через 15 минут. Предварительно сняли желтую палатку, всё оставшееся положили внутрь нашей памирки и завалили её. Впереди всех по некрутому снежному склону прокладывала путь группа Ефимова, ночевавшая метрах в 150 выше нас. Следы быстро заносил снег позёмки. На гребне пика Коммунизма, на высоте около 7300 метров ветер пронизывал насквозь. Дождавшись американцев я спросил как дела.
Рик: «Плохо, но я обязательно дойду до вершины».
Чак: «У меня все о,кэй».
Разминулись с четвёркой Ефимова. Все они бодры, даже веселы и быстро возвращаются с покоренной вершины к палаткам. Перед вершинным взлетом нас встретили в защищённом от ветра закутке Павличенко и Бычков.
«Все ли у вас пойдут на вершину?» «Да». Бычков заранее написал записку и все мы двинулись дальше. Технических трудностей практически никаких. Жёсткий снег, кошки прекрасно держат. Кое-где остались ступени, сделанные восходителями поднимавшимися перед нами. Со стороны Фортамбека медленно поднимается какая то двойка. Пока они слишком далеко, чтобы понять откуда эта группа. Идём дальше и на середине взлёта встречаем Лаврухина и Макаускаса, уходящих с вершины вниз. Осталось всего 50 метров, и вдруг на крутом неудобном месте у Бычкова соскочила кошка. Пришлось устраивать перила и темп резко замедлился. Чак идущий следом за мной, начал было ругаться.
«Чак, а не кажется тебе, что ругаться не стоит?»
«Это я так, от холода».
«Вчера нам тоже было не жарко, когда мы поджидали вас».
«Могли и не поджидать».
«Неэтично». Оба мы рассмеялись»
Вершина. Плоская широкая площадка из сланцевых плиток. Одну из них сую в карман на память. Несколько мемориальных металлических табличек укреплены на камнях. С горы видно к сожалению только склоны, по которым мы поднимались. Облака километром ниже нас закрыли Памирское фирновое плато, ледник Беляева, гребень идущий к пику Россия. Вообще особого желания задерживаться нет. Мерзнет голова (у моей пуховки нет капюшона), руки (варежки слишком тонки для такого мороза). И только ногам, обутым в двойные итальянские ботинки, тепло и комфортно. Ботинки приобретённые два года назад, прекрасно скроены, их резина отлично держит на любых скалах. Единственный недостаток - тяжесть искупается прочностью, теплом и удобством. Жаль, что в экспедиции 76 года их у меня не было. При воспоминании о конструкции "Спортобуви" меня бросает в дрожь. Делаем несколь¬ко снимков группы в разных сочетаниях и спешим вниз. Я на несколько минут задерживаюсь, чтобы разглядеть и вспомнить пик Корженевской, откуда в 74 и 77 годах разглядывал место, где стою сейчас. Сбылась мечта идиота. Не главная, конечно, но все равно приятно.
По ярким пуховкам с гербом Советского Союза узнаем тренеров МАЛа в лежащих на снегу перед вершинным взлётом людях. Это наши знакомые по прошлому году Георгий Корепанов и Борис Ефимов поджидают отставших от них мужиков из Академии Наук. Обрадовались взаимно и обменялись новостями о том, что происходит у нас и у них. Со стороны Фортамбека поднимаются 10 американцев, участников международного альпинистского лагеря и среди них 2 женщины лет по 45, бодрые и энергичные. Сказали, что Машков, руководитель альпинистских работ по программе Таджикской А.Н. лежит сейчас в больнице Душанбе: по неосторожности он устроил пожар в палатке и сжёг себе кожу сзади, на спине и пониже.
Холод и ветер заставил быстро расстаться; представил только обоих тренеров нашим американцам. Их поразило, что Борис Ефимов поднимается на семитысячник в 15-й раз, а Корепанов - в 12-ый. Бычков заговорил о спорткомитетских делах, а мы ушли. Обратный путь и легче и быстрее. Внизу на 6900 уже давно стоит высотная палатка; в ней Макаускас и Лаврухин. Изнутри доносится шипение примуса и глотки. Эти звуки вызывают у меня тошноту - пить хочется нестерпимо. Ну ладно, сейчас и мы вскипятим водички, напьемся и напоим наших нахлебников слабаков (они ещё далеко и много выше нас) и потом надо идти вниз и ночевать на скалах 6200 м.
Палатку ставить трудно: сильный холодный ветер выдирает из сухого снега все, что мы туда забиваем для крепления растяжек. И Алмазов слегка помутился: забил для коньковой растяжки банку из под консервов, слишком слабую и не подпускает меня с кошкой для замены, несмотря на то, что палатка валится. Из-за этого только через полчаса начали кочегарить примуса. И это непросто; полотнища палатки хлопают, как паруса, бьют по голове. Тем временем подошли и американцы и Лев с Бычковым. Те сразу залезли к себе в высотку и начали отпиваться, а Чак и Рик обессиленно легли у входа, в нашу серебрянку. Немного отдышавшись сообщили, что хотят идти на 6200, т.к. Рик очень плохо себя чувствует, его тошнит, болит горло и досаждает сильная головная боль. Говорю им:
«Подождите. Сейчас напьёмся чаю и пойдём вместе».
«Нет, мы не можем ждать. И пить не хотим».
«Ну немного отдохните, я скажу о вашем решении остальным».
Бычков и Макаускас приняли решение американцев в штыки:
«Уходить никому нельзя. Ночевать мы будем все здесь. Мы одна, группа и нечего устраивать анархию».
Пытаюсь образумить их:
«Какой же смысл здесь на снегу и на морозе ночевать, если до скал "6200" всего полтора часа неспешного хода».
В палатке у них (а я стою снаружи) задумались. Потом Бычков говорит:
«Идти сейчас вниз опасно. Снег подтаял и можно провалиться в трещину».
«Толя, ты шутишь» - говорю я - «какие трещины ты имеешь в виду? Много ты видел трещин, когда шёл вверх?»
Вмешивается Дайнюс:
«Руководитель принял решение ночевать здесь, и это надо выполнять».
«Дайнюс, неужели ты не понимаешь, что решение неразумно?»
В ответ доносится что-то неразборчивое. Иду к нам и прошу американцев все-таки задержаться немного, выпить крепкого сладкого чая. Но они начинают укладывать рюкзаки, чтобы идти вниз. Сообщают:
«Мы уходим». Говорю об этом Бычкову. Отвечает Макаускас:
«Чёрт с ними, пусть идут».
«А мы будем ночевать здесь?»
«Да».
«Ребята, ещё есть время, подумайте получше». Молчание.
Американцы уходят, а мы с Валерием через некоторое время начинаем блаженно прихлебывать чёрный густой чай с тоненькими кусочками сервелата. Тепло разливается по телу. Мы разваливаемся на спальных мешках в упоительной истоме. Все неудобства нас уже не касаются. Пускай снаружи холодно, ветер треплет палатку и бросается снегом. У нас внутри - микрорай, слышны поочередные причмокивания и долгие вздохи. Выпили по целой кружке и надо же, у нас в запасе есть ещё по целой кружке. Хорошо!
Неожиданно к нам заглядывает Лева Павличенко и сообщает, что у него болит грудь и горло, он не может ночевать здесь, а их четвёрка уходит сейчас вниз на скалы "6200" (Лева и в самом деле кашлял и ночью и днем. Похоже, что ему удалось победить нашего неразумного начальника).
«Очень разумное решение» - говорю ему – «но мы сейчас пьём чай и пойдем следом за вами в 18:00. Лезь к нам, глотни горяченького». Но он отказывается. Мы остаемся одни.
Возвращается реальность. Собираем рюкзаки и долго боремся с неподдающейся на ветру палаткой, осматриваем наш бивуак и прощаемся с холодным, но все-таки гостеприимным и добрым склоном горы.
За 25 минут мы спустились до высоты 6700, где расположилась спустившаяся часом раньше группа Сергея Ефимова. Виктор Байбара очень доброжелательно предлагает глотнуть вермишелевого супа. Мы благодарим, отказываемся и в свою очередь спрашиваем, не надо ли что-нибудь захватить вниз, у нас лёгкие рюкзаки. Они благодарят, отказываются и спрашивают не могут ли они быть нам чем то полезны. Обмен любезностями занял у нас минут пять, и в хорошем настроении мы двинулись дальше. До скал "6200" дошли за один час. Тихо, тепло, совсем нет ветра. Но, к нашему сожалению нет места для нас, все площадки заняты: добавились две эльчибековские высотные палатки. Они подошли незадолго до нас и уютно устроились на теплых скалах. Мы с Валерием вынуждены до темноты ворочать камни, сооружая новую пятую площадку. Наконец, расставляем нашу серебрянку, залезаем и до 23-х "кейфуем": чай с мёдом (угостили эльчибековцы), еда, покой, удовлетворение победой.

01.08.78. Встали в 8, не спеша покушали. Вверх ушли эльчибековцы, вниз прошла в 8:30 группа Ефимова, в 9 - четвёрка Бычкова. В 9:30 двинулись мы, 9:45 - американцы. Сначала Рик с Чаком шли не связываясь и догнали нас. Потом связались по просьбе Рика и сразу отстали: двойная веревка доставляет им много неудобств. Мы с Валерием постоянно поругиваемся (вернее ругается он, а я терплю). У него совсем нет зрительной памяти и он, будто специально, залезает в ненужные дебри, если идет первым. Его ошибки усугубил туман, окутавший контрфорс. На мои поправки он реагирует излишне нервно. Но после того, как во второй раз оказался в тупике, он все-таки начал, в основном, соглашаться с моими предложениями о пути спуска. Странно, но даже на контрфорсе, такой ясной для маршрута форме рельефа, есть масса вариантов и возможностей для блужданий.
Все те, кто начал спуск перед нами давно уже собрались на удобном месте наших ночевок на "5600".